Из хлева в Киев

Очередь стояла более-менее спокойно, пока на работающей кассе окончательно не накрылась злополучная «пикалка» штрих кодов, а потом и вовсе зависла система. После чего барышня за другой кассой, вдруг закрылась и, не сказав ни слова, куда-то убежала. Обстановка резко накалилась, люди начали возмущаться и требовать позвать управляющего. Из подсобки вылезла какая-то бычиха и начала на жутчайшем сельском суржике ругаться с толпой. Чем закончилось дело – не знаю, я просто бросил товар и вышел из этого клоповника. Объяснение происходящего ждало меня на улице:

Воистину, иногда произведение говорит не то, что подразумевал художник.

Во мне нет высокомерия по отношению к приезжим, но я прекрасно понимаю, почему Киев за двадцать лет превратился в быдло-Куив, ментально и духовно напоминающий село. В советское время в городе была сконцентрирована высокотехнологическая промышленность, культура и образование. Жители провинции, приезжая в Киев, были, во-первых, готовы много и упорно трудиться, а во-вторых, – соприкасались с высокой культурой, получали знания, вырабатывали иную трудовую дисциплину и правила жизни. Словом – город тянул их вверх.

Сейчас, после разгрома всего высокого, город не оказывает на приезжих былого влияния. Наоборот – жлобы прут сюда свои жлобские представления о должном, приобретая в довесок гиднисть «городськое» высокомерие в отношении менее везучих жителей провинции. Символом худших проявлений жлобства, одновременной гордыни и высокомерия, с моей точки зрения, является вышиванка, одетая под пиджак.

Жлоб, возомнивший себя горожанином – ключевой типаж Майдана. Выращенный за двадцать лет деградации и распада, он воспринял социально близкими западенских рагулей, которых организаторы свозили в Киев целыми сёлами. Без этой смычки, оказавшись в чуждом, враждебно настроенном окружении, бандеро-нацистский «протест» вряд ли смог бы разрушить украинскую государственность.