Сведения почерпнем из двух автобиографий популярного писателя Юрия Никитина. Мемуары «Мне ― 65» у меня в печатном виде, а «Мне ― 75» ― в электронном. Родился пысьменник в Харькове, в Журавлевке. Учился в русской школе: «У нас поблизости только украинские школы, а меня записали в русскую, так что приходится добираться довольно далеко» (Мне ― 65», стр. 94).
Далее о жизни на Украине: «Что значит жить на Украине? Это – владение двумя языками: русским и украинским. В отличие от всех других республик, в книжных магазинах Украины везде есть отделы иностранной литературы. Конечно, оригинальной с капиталистического Запада не было, зато в изобилии книги «братских социалистических республик»: на польском, болгарском, чешском, сербском... Так познакомился и с современными властителями умов на Западе и, конечно же, с американской фантастикой, что щедро переводится на польский, чешский...» («Мне ― 65», стр. 123).
Следующее откровение о молодости писателя возьмем из книги «Мне ― 75» 2014 года издания. «Потом пылкое участие в рядах украинского национализма, теперь вспомнить стыдно. Но опять же, это молодость, в этом дурном возрасте перегибы в ту или другую сторону неизбежны, я лишь предостерегаю, чтобы та болезнь не затянулась. Вам не только не стоит ходить на митинги, там одна молодежь – пылкая, горячая, честная, бескомпромиссная, но пока еще дурная, ее мало еще обманывали, а вас уже много, вы должны точно быть умнее и не ввязываться в споры насчет политики или экономики в «Фейсбуке» и прочих соцсетях».
А теперь вопрос: как человек, живший в русском городе Харькове, учившийся в русской школе, стал украинским националистом? Причем Никитин так и не конкретизирует, в чем именно состояло его «пылкое участие в рядах украинского национализма»? Просто стыдно вспомнить. Молился ли он на Бандеру и Шухевича, гнобил москалей ― остается только догадываться.
И еще об украинском национализме на примере уважаемого Леонида Макарыча, который ознакомился с книгой Никитина про малоросса Александра Засядько.
«Книга отпечатана, первые экземпляры, как положено, кладут на стол пламенного ленинца-коммуниста, борца с украинским национализмом, секретаря ЦК Компартии Украины по идеологии и пропаганде Кравчука... да-да, того самого, кто после отделения Украины «перестроился» и в течение одной секунды из пламенного интернационалиста стал пламенным националистом, борцом за украинизацию Украины.
Что делает Кравчук? Прочел первые главы, пришел в ужас и велел весь тираж, что все еще в типографии, уничтожить» («Мне ― 65», стр.219-220). Далее: «Однако меня внесли в «черные списки», а это означало запрет публикаций где бы то ни было, запрет на упоминание моего имени (похоже, в некоторых изданиях эти люди все еще остались до сих пор, вы сами знаете, где фамилию Никитина нельзя даже упоминать), я лишился сразу и работы в аппарате Союза Писателей и... словом, оставалось только идти снова в литейный цех, потому что я привык получать хорошие деньги, а в литейном платят примерно впятеро в сравнении с инженером и втрое – с квалифицированным слесарем» («Мне ― 65», стр.220-221).
Впрочем, в Москву он все-таки попал на Высшие литературные курсы (ВКЛ), где в течение 2-лет в Литературном институте совершенствовали мастерство лучшие писатели Союза. Приняли его русские, несмотря на запреты от руководства украинского ЦК.
Русские в мемуарах Никитина неприглядные создания. Называя воспоминаниями стекляшками в мозаике, он пишет: «Однако эту стекляшку отберем потому, что она необходима, как очень-очень характерная деталька того времени» («Мне ― 65», стр.223).
Далее идет описание драки с работягами, ворвавшимися в общежитие Литинститута в поисках раскованных поэтесс. Отпор восьмерым грубиянам дали четверо: украинец, узбек, кумык и дагестанец. «И – ни одного русского, хотя русских парней на лестнице, у лифта и на этаже выше стояло, со страхом наблюдая, еще человек, как я уже сказал, пятнадцать, если не больше»… «А теперь та характерная деталь, ради которой поместил этот случай. Почему ни один из русских не вступился за женщин?» («Мне ― 65», стр.225).
А следом ― удивительнейшее событие. Бывший пламенный украинский националист Юрий Никитин перестает чувствовать себя украинцем, столкнувшись с великодержавной русификацией, заключавшейся в предоставлении чуть большего количества свободы.
«Вроде бы никакого насилия, а всего лишь больше свободы здесь, в России. Там на местах двойной гнет: из Москвы и плюс свои местные царьки, а здесь можно и поговорить свободнее, и запрещенные книги почитать: для нас, слушателей ВЛК, большие льготы в области посещения закрытых отделов библиотек и всевозможных архивов. Вот так и утекают мозги из других республик в Россию, желательно в Москву. А в Москве потихоньку забывают свой язык, свою культуру...
Собственно, я уже не чувствую себя украинцем, после того, как украинцы от меня в испуге отвернулись, как эти подлые трусы в общежитии Литинститута, и еще после того, как Россия приняла меня на ВЛК, несмотря на посланные вдогонку из Украины указания.
Но все-таки симпатии к Украине тлеют, тлеют. И гаснуть не собираются» («Мне ― 65», стр.228).
А теперь просто шикарный эпизод, объясняющий отношение национальных республик к русским, рушащий сказки о всесоюзном братстве и дружбе народов.
Тогда студентов, даже таких престижных курсов, отправляли помогать собирать урожай с колхозных полей. Никитину захотелось покушать перед отправкой на картошку, и он попросил лектора закончить свое неинтересное бормотанье. Тот устроил скандал и потребовал Никитина отчислить или он уйдет из института. Извиняться бывший украинец отказался.
«Наверху подготовили приказ о моем отчислении, и тогда оставшиеся мушкетеры: Сиявуш, Абдулла и Бадрутдин, заявили, что тоже уходят с ВЛК, возвращаются в свои республики, где расскажут, как обращаются с писателями из национальных республик, Юра – ты же свой, ты же не русский, ты – украинец!
Скандал закончился тем, что ну никак не могло произойти ни в одной республике, кроме России, ни в одном учебном заведении, кроме Литературного института: преподавателя-лауреата уволили, а мне, чтобы не заносился, влепили строгий выговор... без занесения.
И я окончательно стал русским писателем. И с того дня на украинском больше не написал ни строчки, что для студента, вообще-то, что с гуся вода. А то и как орден за отвагу» («Мне ― 65», стр.231).
Вот так вот. Ты свой, ты не русский. Стоит ли удивляться, что после развала Союза, вот такие вот представители местечковой интеллигенции возглавляли крестовые походы против русских?
И вот какой изъян был в устройстве и политике СССР, что русский, ходивший в русскую школу, мог стать пламенным укронационалистом, а другие национальности не считали русских за своих?
Так что призываю желающих вернуть прежние времена задуматься, а стоит ли?
Community Info