1.На первом месте - хохляцкая Санта-Варвара:Спустя 20 лет боец АТО встретил на фронте брата, который оказался... боевиком-уголовником из России
Переехавший в Украину из России 39-летний житель Стрыя Львовской области Николай Говриченко (имя и фамилия по его просьбе изменены) воюет в одном из добровольческих подразделений в зоне АТО. На фронте, в нейтральной зоне, он неожиданно встретился со своим родным братом — 45-летним Владимиром, которого не видел более двух десятков лет. Тот был на стороне сепаратистов. Но львовянина больше всего удивила не сама встреча, а то, что Владимир (гражданин России), будучи уголовником-рецидивистом, вдруг оказался при весьма странных обстоятельствах на территории Украины, за тысячи километров от своего старого места жительства, да еще с оружием в руках…
С Николаем мы познакомились случайно — мужчина приехал домой в короткий отпуск после контузии и решил навестить во Львовском военном госпитале своего раненого однополчанина. Вниманием к себе доброволец был смущен и рассказать семейные тайны, после некоторого колебания, решился только потому, что увидел, кого россияне присылают воевать.
— Мы с братом родились в семье советского военнослужащего, — рассказывает Николай. — Вечно переезжали из гарнизона в гарнизон, причем места службы отца были на зависть всем: Сухуми, Батуми, Одесса, Гагра, даже ГДР. Отец был майором, нашей семье всегда предоставлялись большая меблированная квартира или особняк, солидный продовольственный паек и большой оклад, пару солдат-помощников, служебная машина. При этом мама (экономист по образованию) фактически никогда не работала, лишь выступала в местных филармониях — она считалась прекрасной вокалисткой. У меня даже сохранились немецкие газеты с репортажами о ее концертах. Все это время мама проклинала переезды и пилила по этому поводу папу. И тут отца собрались перевести в Новосибирск. Мол, красиво послужил столько лет, теперь нужно ехать на Дальний Восток или на какую-то точку в пустыне. Мать взбунтовалась. Папа уволился.
Из отдельной служебной квартиры нас тут же выставили и поселили в комнату в огромной, на шесть семей, коммуналке. Батя устроился на нищенскую зарплату инженером на авиационный завод. Опять скандалы. В итоге отец ушел в другую семью. Я тогда плохо понимал, что происходит, а Вовка сразу во всем категорически разобрался: «Виновата мать!» Со мной и матерью брат практически не общался, у него была своя жизнь. Какая, мы узнали, когда он учился в десятом классе — к нам пришла милиция с обыском. Мама сначала растерянно смотрела на оперативников, перерывавших квартиру, а потом залезла в тайник брата, достала оттуда небольшую коробку (подсмотрела, когда тот прятал!), в которой оказались… наркотики, и отдала милиционерам. Вовка ошарашенно уставился на ехидно улыбающуюся мать, а затем неожиданно для всех ударил ее в лицо кулаком и… выбил глаз.
Вовку посадили на шесть лет, мама два месяца лежала в больнице, а меня забрала к себе на время наша классная руководительница. Когда мать выписали, она каким-то хитрым способом, в несколько этапов, поменяла квартиру в Новосибирске на квартиру в Стрые. Делала все, чтобы Вовка нас не нашел. Впрочем, он и не искал — ни одного письма из колонии для малолеток не прислал. В моей жизни на Львовщине для вас, журналистов, нет ничего интересного — закончил школу, армия, техникум, женитьба, двое детей, тяжелая работа, смерть мамы от инсульта. Как-то звонил друзьям детства в Новосибирск, они мне рассказали, что брат стал бандитом и «мотает» очередной срок. Вот так и жили. Только смотрю: ничего не меняется — та же, как в детстве, голодная и нищая жизнь, но уже в зрелости и в стране, где правят воры, взяточники и беззаконие. Поэтому и на Майдан поехал. А началась война — пошел добровольцем.
На войне очень тяжело. Очень. Но при этом все поделено на фронт и бытовую жизнь. На нашем участке передовой, например, с врагом сложилась негласная договоренность. В вас не стрельнет снайпер, когда вы развешиваете на протянутой между деревьями веревке, пардон, постиранные трусы и носки, когда готовите кушать, рубите дрова, помогаете местному селянину по хозяйству, пошли в туалет и так далее. И вы тоже не тронете врага в таких ситуациях. Все должно быть по-честному! Естественно, есть и человеческий контакт. Между боями иногда машем друг другу белым флагом, встречаемся без оружия на нейтральной полосе — обменяться либо купить: сигареты, водку или пиво, стиральный порошок, консервы, минералку, позвонить по мобильнику. При этом все происходит абсолютно спокойно — без налитых кровью глаз, мата и драк. Иногда сидим с сигареткой и трепемся, пытаясь понять друг друга.
Как-то с одной такой посиделки пришел мой сослуживец Юра. И так, между прочим, замечает: «Ты знаешь, на той стороне есть твой однофамилец». Я сначала безразлично пожал плечами. Мало ли чего. И тут просветление: Вовка? Встретились на нейтралке. Не обнимались, просто рассматривали друг друга. Брат сильно постарел, но в нем еще чувствовалась большая физическая сила. Разговор сначала не клеился. Он довольно равнодушно воспринял известие о смерти мамы, я без эмоций услышал о кончине в Новосибирске отца. Вспомнили знакомых, соседей, одноклассников. Наконец я не выдержал и спросил Володю, как он тут оказался. То, что услышал, меня поразило: осужденному брату предложили три месяца воевать в штрафной роте на стороне террористов, пообещав амнистию…
— Из колонии, куда я угодил по малолетке за наркотики, вернулся домой в Новосибирск, а вы с матерью сбежали, — неспешно рассказывал Владимир. — Да я вас и не искал никогда. Ездил по России, воровал, жил по «малинам», сидел. Последний раз попался на вооруженном ограблении, приговорили к девяти годам заключения. Отбывать наказание послали в Ростов-на-Дону, в исправительную колонию № 2. Там и сообразил, что на свободу выйду очень не скоро, в солидном возрасте, да еще с хорошо подорванным здоровьем, хотя силой меня Бог и не обидел. А вскоре меня вызвали в администрацию, где какой-то неизвестный осторожно предложил три месяца «партизанить в Украине — пострелять вместе с шахтерами в националистов». Мол, это будет просто прогулка, а не война. Зато потом — моментальное досрочное освобождение, документы и деньги на руки. Терять мне было нечего — согласился.
Насобирали нас по колониям человек 40—50, мы прошли очень быстрый «курс молодого бойца» у спецназовцев и приехали сюда. А у вас тут настоящая война! Никакие шахтеры с вами не воюют. Собран сброд со всего востока Украины и России: наркоманы, алкоголики, мародеры, насильники, искатели приключений, наемники. Хоть я и насмотрелся в жизни многого, но это — самые настоящие скоты! Многие из них настроены весьма решительно. Дисциплина соблюдается только у российских десантников и спецназовцев. Ну, и в нашей штрафной роте. Командиры у нас — сержанты-десантники и с десяток сотрудников ФСБ. Ребята очень крепкие. Наши урки поначалу хотели установить свои вольные порядки, но голубые береты быстро всех раскидали, двух самых активных просто пристрелили. А сбежать возможности нет, за спиной — российские снайперы, войска, полиция. В карманах ни документов, ни денег. Остается молиться, чтобы дожить до конца трехмесячного контракта…
Прощались братья уже теплее.
— Вовка как-то быстро заморгал, отвернулся в сторону и странным глухим голосом попросил: «Ты, Коль, поосторожнее. Я же с такого расстояния лица не разгляжу. Еще не хватает, чтобы мы друг друга положили», — тяжело вздыхает Николай. — Я потом всю ночь не спал, ворочался, переживал, думал: «Как же буду теперь стрелять в ту сторону?» А на следующий день меня мина контузила. Повезло! Страх, что могу убить своего брата, немного отступил. А как там будет дальше с нашими судьбами, Бог решит…
http://fakty.ua/194600-brat-s-kotorym-boec-ato-vstretilsya-na-fronte-spustya-20-let-okazalsya-boevikom
2. На втором месте шпионский боевик:Владимир Семистяга: "Представить себе не мог, что на склоне лет буду вынужден бороться с оккупантами"
— Кто вас допрашивал?
— Я пришел к выводу, что это не профессионалы российских спецслужб, а обычные наемники и бывшие милиционеры нижнего и среднего звена, твердо уверовавшие, что сейчас, когда «вершится история», они стали значимыми фигурами.
Мне продемонстрировали наши листовки, изъятые в офисе «Просвіти». Там же нашли фотографии главарей боевых группировок сепаратистов. На обороте моей рукой были обозначены не только их псевдонимы, но и характеристики особо опасных боевиков. На одном снимке узнал себя и «Остап» (он же «Черный») — руководитель КГБ «ЛНР» и «член совета при правительстве ЛНР», который меня допрашивал. Эти фото его взбесили. «Остап» заорал, что я «крыса», которая «стучала» на них в Киев. И вместе с подельниками стал меня избивать.
Потом меня передали «следователю КГБ» Александру Бесову — кличка «Бес». Вначале он пытался давить морально: «Подумай, что станет с твоим сыном», «Ты будешь искалечен и никому не нужен в нелепом государстве Украина»… Когда это не дало результата, продемонстрировал оригинал моей информации, переданной в военные структуры Украины. Посыпались вопросы: явки сообщников, пароли, адреса, телефоны, кому что передано, каким образом, когда, как передвигались по территории «ЛНР», кто и где печатал и распространял листовки, вывешивал флаги над городом? А попутно мне показывали инструменты, которыми будут пытать.
Меня били руками и ногами, тушили о тело сигареты, душили. Делали «слоника» — на голову надевали противогаз и перекрывали доступ воздуха. Это было особенно мучительно, учитывая мое больное сердце(в позапрошлом году Владимиру Федоровичу сделали две операции на сердце. — Авт.). Кроме того, после облучения, полученного во время ликвидации аварии на ЧАЭС, у меня появились проблемы с дыханием. Слава Богу, «следователи» этого не знали, а то было бы еще хуже. Делая вид, что нет другого выхода, как говорить «правду», я согласился «на сотрудничество со следствием». Об этом тут же радостно по телефону доложили какому-то генералу и коллегам из ФСБ. Проинформировали и главу тогдашней администрации «ЛНР» Валерия Болотова о том, что Семистяга «раскололся». А для того чтобы я действительно говорил правду, мне вкололи какой-то препарат, заявив, что это «сыворотка правды».
— Каково ее действие?
— Я ничего не почувствовал, хотя говорил действительно правду. Это была или открытая информация, уже давно напечатанная в местной и центральной прессе, или сведения о людях, которые покинули Луганск и не могли быть задержаны. О «профессионализме» кагэбистов «ЛНР» свидетельствует тот факт, что все, что я им выдал на-гора, воспринялось за чистую монету. В итоге извели кучу бумаги. О чем еще раз сообщили наверх: «Здесь такие сведения! Не успеваем записывать…» Теперь, если я переходил на украинский язык, меня не останавливали и терпеливо выслушивали все монологи. Больше всего «следователей» поразили рукописные протоколы последних закрытых заседаний областной «Просвіти». Ведь мы не только сформировали оргкомитет, возглавивший борьбу патриотов с сепаратистами, но и создали оперативную тройку, которая разрабатывала план нашей деятельности, координировала ее, связывалась со штабом АТО.
— Кто был с вами в камере смертников?
Однако хуже всего, по словам собеседника, было пленным бойцам. Им топором рубили руки и ноги, ножом резали головы… А когда крики и хрипы прекращались, узника бросали в авто с командой: «В карьер!», что означало — на расстрел.
— В ночь с 1 на 2 июля в нашей камере открылась дверь и прозвучало: «Головченко на выход без вещей», — продолжает Владимир Семистяга. — Я до утра не сомкнул глаз, передумал все на свете, пока Толя не вернулся. Выяснилось, что боевики задержали корреспондентов общественного телевидения Настю Станко и Илью Бескоровайного, которые по договоренности с властями «ЛНР» должны были увидеться с пленным бойцом Анатолием Головченко. Встреча состоялась, и Анатолий рассказал обо мне. Для журналистов это стало неожиданность. Ведь «элэнэровцы» распространили слух о моей смерти во время допроса и даже вызвали родственников на 4 июля, чтобы забрать тело для захоронения. Слава Богу, жена и сын поняли, для чего их вызывают в Луганск, и из Киева не уехали. По настоянию Насти и Ильи меня показали им. При этом главный кагэбист «Остап» заявил журналистам: «Видите, он не воняет, а значит, не труп».
В мою защиту сразу выступили высшие должностные лица государства, народные депутаты, общественные деятели, украинская интеллигенция, коллеги. Теперь даже тюремщики уверяли, что я стою в списке на первоочередной обмен. Меня перестали пытать, направили работать на кухню. Я так примелькался местной охране, что сумел попасть в штаб боевиков и выкрасть личные документы с паспортом и часть материалов, в том числе протоколы допросов и доносы на проукраинских луганчан.
К этому моменту «Остапа» отстранили от руководства спецслужбой за то, что он организовывал грабежи людей. А бывшего премьера и некоторых руководителей «ЛНР» и вовсе посадили за взятки в камеру смертников. Стало известно, что утром тюрьму возьмут под свой контроль россияне. Надо было бежать именно этой ночью. А тут еще отключили электричество, не работали камеры наблюдения и сигнализация. Когда охранники, как водится, крепко выпили, я уговорил их отпустить меня на часок — якобы передать голодным соседям продукты. Они согласились, рассудив, что далеко без паспорта я уйти не смогу, и даже предложили подвезти до моего дома (они и сами решили знакомым отвезти гуманитарку), а на обратном пути, дескать, заберут. Но я их, понятно, ждать не стал.
Прятался две недели. Прорывался к нашим под жуткий гул канонады. Когда наконец оказался на украинском блокпосту, даже расплакался. Правда, поначалу из-за того, что при мне было две банки тушенки — одна белорусская, а другая российская, меня приняли за шпиона и отвели к командиру. Он посмотрел мой паспорт и с удивлением спросил: «Неужели тот самый?..» Потом друзья отвезли меня в Харьков, а затем — в Киев.
К большому сожалению, то что случилось на Луганщине, — абсолютно закономерно. 23 года деятельность луганской власти направлялась на то, чтобы расколоть Украину. Но наш край — это не только власти предержащие, а и люди, живущие тут. А они далеко не все одурманены российской пропагандой. Поэтому борьба продолжается, подполье действует. Пусть не сегодня, но в будущем мы еще узнаем подробности этой героической борьбы. Наши люди — достойные наследники молодогвардейцев, восставших против оккупантов. Так что Луганщина была, есть и будет украинской!
http://fakty.ua/194221-vladimir-semistyaga-predstavit-sebe-ne-mog-chto-na-sklone-let-budu-vynuzhden-borotsya-s-okkupantami
3. На третьем - душеполезная история от Серожи Лойко:
Был туман. Юра лежал очень близко к позициям сепаратистов. Несколько раз на них точно приходил огонь, и, понимая, что где-то рядом корректировщик, они начали поиски.Украинский боец увидел, как к нему идет молодой парень, одетый в обычную солдатскую форму. Стрелять нельзя — боевики услышат. Когда сепаратист был метрах в пяти, Юра спросил: «Что ты делаешь? Я тут в засаде лежу, а ты демаскируешь мою позицию! Иди отсюда на хер!» Тот ответил, что искал корректировщика и заблудился в тумане, сам не понимает, где находится. Юра предложил: «Возьми мою рацию. Вызови подмогу, чтобы тебя вывели». Когда противник подошел, Юра сорвал с себя каску и начал ею бить этого русского по лицу и по голове. Дальше он ничего не помнит. Когда пришел в себя, увидел, что сидит с каской в руке над телом русского солдата с обезображенной головой, вокруг кровь… Он его каской забил до смерти.Какое же страшное преступление совершили те, кто развязал эту войну! Люди на противоборствующих сторонах доведены до состояния ярости и смятения, близкого к сумасшествию, что могут совершать такие поступки.Я надеюсь, у Юры все сложится хорошо и будет много счастливых моментов в жизни. Но как ужасно, что самым ярким воспоминанием останется то, как он каской забил человека.
http://fakty.ua/199789-sergej-lojko-yura-prishel-v-sebya-i-uvidel-chto-sidit-nad-telom-russkogo-soldata-on-zabil-ego-kaskoj-do-smerti
4.На четвертом история от укрокизяцких спецов по тактике:
Подъехать непосредственно к позициям противника на «Кугуаре» не выходило — броневик отличная мишень для противотанковых гранатометов. Поэтому на нейтральной полосе мы выгружались и дальше шли своим ходом. Перемещаться зачастую нужно было бегом, неся на себе все, что необходимо для выполнения задачи. А это немалый вес.
Когда мы приближались к позициям противника, российские военные и сепаратисты приходили в ярость от такой дерзости, открывали шквальный огонь из пулеметов, автоматов, минометов. Работали их снайперы. Тем не менее никто из нас не был даже ранен.
— Благодаря чему это удалось?
— С подразделениями, которые участвовали с нами в проведении операций, организовывалось огневое прикрытие. Его суть — поливать свинцом врага так, чтобы он голову боялся поднять.
http://fakty.ua/198606-bojcy-kazackoj-roty-specnaza-ot-nashej-derzosti-protivnik-prihodil-v-yarost
5. На пятом плач "дезертиров из ЛДНР":
Вступление в ряды «ополченцев» Сергей воспринял как возможность заработать.
— Для этого я пошел на службу к казакам в Стаханове, записался в так называемый полк имени Платова, — рассказывал бывший «ополченец» Сергей — Думал, что тут питание будет, деньги станут платить. Нес службу я на одном из местных блокпостов.
Вскоре произошла неприятность. Как говорит Сергей, он «немного выпил» и заснул на посту. Увидев это, командир его подразделения Ирина вызвала казаков.
— Они меня избили и бросили в камеру в милицейском отделении, — продолжает парень. — Я там отсидел десять суток. А после пришел на блокпост, отдал удостоверение и сказал: «Передайте Ире, что я больше служить не буду». Все равно денег не платят, еще и избивают. Я разочаровался и решил перейти с товарищем на украинскую сторону.
Как рассказал Дмитрий, летом 2014-го он вышел из тюрьмы, где отбывал наказание за умышленное убийство. Встретил на блокпосту «ЛНР» своего знакомого, который предложил присоединиться к «ополченцам».
— Я тогда поддерживал идею «Новороссии» и Российскую Федерацию, вот и согласился, — признается боец «армии ЛНР» Дмитрий (на фото). — Сначала дежурил на блокпосту. Потом мне предложили поднять свою квалификацию и поехать учиться в российский город Ейск. Всего нас было 40 человек. В Россию ехали на двух «Уралах». На границе нас встретила милицейская машина с мигалкой, которая сопровождала до самого Ейска. Там на базе авиационного училища меня с товарищами обучали российские военнослужащие — кадровые офицеры. Нас разделили на группы по специализации: переносной зенитный ракетный комплекс (ПЗРК), «Стрела-10» (предназначен для уничтожения воздушных целей) и механики-водители. Я учился по специальности «Стрела-10» в качестве оператора-командира. По завершении военных курсов нас направили в Красный Луч. База войск ПВО, где я служил, располагалась в бывшем шахтоуправлении. В месяц платили по 360 долларов.
В январе знакомые «ополченцы» позвали Дмитрия в Брянку в дивизион артиллерии, где, кроме всего прочего, он охранял штаб и казарму. Однако мужчина решил бросить службу после того, как его жестоко избили.
— За что избили? — переспрашивает Дмитрий. — Я вслух высказался о половой распущенности одной из штабных работниц. В итоге на меня набросились с кулаками все, кто с ней «распускался», — начальство и пьяные солдаты. А пьянки в «ЛНР» происходят каждый день.
Меня били более полутора суток с короткими перерывами. Потом закрыли в клетку, рядом с которой выставили часового. Там просидел еще почти два дня. А когда выпустили, я уже точно для себя определил, что должен перейти на украинскую сторону.
Мы встретились с Сергеем и поехали в Брянку, потом, обойдя стороной блокпосты «ЛНР», попали в расположение украинской армии. Только там почувствовали себя в безопасности.
http://fakty.ua/198863-dezertir
Community Info