О прошлогоднем 28 декабря Татьяна Котова и сегодня не может вспоминать без слез.
— Звонок в дверь раздался, когда я сидела на кухне, думая, наряжать елку или нет, — говорит Татьяна. — Новогоднего настроения не было. И тут пришел Димин брат Тимур. Побратимы мужа не решились позвонить мне. Нашли в его мобильном телефон брата. Но и Тимур не смог выдавить из себя ни слова. Он включил мне автоматически записанный на телефон разговор: «Кабанчика» нет. «Тарик» тяжело ранен. «Кот» (Дмитрий Котов. — Авт.) живой, но одной ноги у него нет, вторая — под вопросом. Буду держать тебя в курсе. Держись. Передай это как-то его жене". Спустя час нам подтвердили эту информацию на горячей линии Миноброны Украины.
В тот же день позвонил и сам Дима. Набрал меня с чужого телефона, как только пришел в себя после первой операции в прифронтовом городе Бахмуте: «Прости. Я такого не хотел». Утром Диму и его сослуживца Тараса Ружинского отправили в госпиталь в Харьков. Мы с братом мужа приехали туда. Врачи сказали мне, что Дима потерял почти три литра крови и вторую ногу сохранить, скорее всего, не удастся. Муж сразу не давал согласия на ампутацию. Рождество мы встретили вместе с ним в реанимации военного госпиталя в Киеве. Столичные хирурги все делали для того, чтобы у супруга осталась конечность. Но, увы. Сохранить удалось лишь коленные суставы…
— Дмитрий, как все произошло?
— Мы наткнулись на мину в районе села Троицкое Луганской области, когда уже возвращались в свое расположение. Село находится на Светлодарской дуге, на границе Донетчины и Луганщины, примерно в километре от передовой. Старший группы? «Кабанчик» (старшина Кабанов) принял решение разминировать. Но мина оказалась с «сюрпризом» — взорвалась, как только он к ней прикоснулся. Основной удар Сергей Кабанов принял на себя. Рядом с ним был я. Мне оторвало правую ногу, левая повисла на мягких тканях. За мной находился «Тарик» — Тарас Ружинский. Его посекло осколками, в основном пострадали ноги (он лишь недавно начал подниматься на них, сейчас проходит реабилитацию). Зураб, боец из грузинского легиона, который проводил фото- и видеосъемку местности, даже не заметил, что три осколка попали в автомат, висевший у него на груди. Зураб и оказал нам первую медицинскую помощь, помог затянуть жгуты, уколол обезболивающее, вызвал по рации подмогу. Побратимы быстро эвакуировали нас и отправили в госпиталь…
http://fakty.ua/253498-dmitrij-kotov-dumayu-nemnogo-osvoivshis-na-novyh-nogah-smogu-prinyat-uchastie-v-igrah-geroev-foto
2-я.После ампутации ноги тяжело раненный доброволец батальона «Шахтерск» узнал, что помощи от государства он не получит
— Я получил ранение в августе 2014 года в предместье Иловайска, — говорит ветеран АТО 27-летний киевлянин Максим Клокун. — К тому времени враг создал вокруг этого города мощный укрепрайон: пять линий обороны, состоявших из забетонированных окопов. В штурме укрепленного района пришлось задействовать большое количество наших войск — это была крупная армейская операция. Я воевал в составе добровольческого батальона «Шахтерск», приписанного к Главному управлению МВД Украины в Днепропетровской области. Нашей задачей была зачистка освобожденных украинской армией городов и сел, поддержание в них правопорядка. Но ситуация на фронте заставила направлять добровольческие батальоны милиции на передовую. Мой третий по счету выезд для участия в операции по освобождению Иловайска стал для меня роковым.
На войне применяют такой прием, как разведка боем. На окраине Иловайска мы, по сути, пошли именно в такую разведку. Тут нужно пояснить, что противник прятался в блиндажах и других хорошо защищенных подземных сооружениях. В окопах находились только их наблюдатели. Нужно было выманить сепаратистов из блиндажей. Ради этого мы пошли в атаку. В окопах сразу прозвучал сигнал тревоги, их начали заполнять стрелки. Это нам и было нужно! Мы по рации передали информацию артиллеристам, что можно открывать огонь. Десятки, если не сотни, снарядов обрушились на окопы, уничтожая «сепаров». В этом и был смысл разведки боем — дать возможность артиллерии уничтожить как можно больше российских наемников. Конечно, в ходе разведки боем гибли и получали ранения наши бойцы, но потери врага были гораздо большими. Это и оправдывало такие операции.
Так вот, после артобстрела наш командир приказал отходить. Только я встал, как возле моей правой ноги разорвался ВОГ-25. Это осколочный боеприпас. Выстрелили из подствольного гранатомета. Ногу оторвало, осколки разворотили левый бок, сильно повредили левое ухо (потом я узнал от врачей, что пробита барабанная перепонка, до сих пор очень плохо слышу).
— Вы потеряли сознание?
— Нет. Поначалу я и боли почти не чувствовал. Это состояние называется шок. Я служил срочную службу в разведывательном подразделении, поэтому хорошо знаю, как оказывать первую помощь при различных ранениях. Позвал ребят и говорил им, что нужно делать (многие в нашем добровольческом батальоне в армии не служили). Оторванная взрывом нога висела ниже колена на сухожилии и коже. Хлопцы вместо медицинской шины использовали мой автомат — примотали его к оторванной части ноги и бедру.
Когда меня вынесли с поля боя и повезли в машине «скорой» в Старобешев, боль стала жуткой. Я орал, требуя унять ее. Мне ввели довольно большую дозу обезболивающего — четыре кубических сантиметра. Но оно не помогло. В больнице Старобешева анестезиолог ввел какое-то сильнодействующее средство, и боль на время отпустила. Но я слышал, что врачи заявили: пока к моим ноге и бедру примотан автомат, они не займутся обработкой ран. Ребята отмотали оружие, и только тогда мое сознание отключилось.
Очнулся в автомобиле скорой помощи. На ноге стоял аппарат Илизарова, во рту было горько и сухо. Мне сообщили, что едем на аэродром, чтобы на вертолете доставить меня в знаменитую Днепропетровскую областную больницу имени Мечникова. Начала захлестывать сильнейшая боль. Медсестра сказала, что новые дозы обезболивающего колоть пока нельзя. Рядом сидел солдат. Мне было очень больно, поэтому я сжимал его колено. Через какое-то время этот парень попросил меня: «Ты не мог бы положить руку на другое колено, а то я уже ноги не чувствую». Когда мы приехали на место и меня перенесли в вертолет, врач ввел мне какой-то препарат, и я вновь провалился в забытье.
— Был шанс спасти ногу?
— Нет, и я это понимал. Когда проснулся после ампутации, ко мне пришли несколько врачей, извинились, что пришлось отрезать ногу, подробно объяснили, почему ее нельзя было сохранить.
Понятно, что на душе было очень тяжело. Я даже плакал. Но слезами делу не поможешь — нужно было думать, как жить дальше.
— У вас было предчувствие, что получите столь тяжелое ранение?
— Нет, ни у меня, ни у родителей предчувствия или вещих снов не было. Разве что утром того рокового дня у меня побаливало сердце. Ребята сказали: «Может, сегодня не поедешь?» — «Да ну, бросьте, — это не тот случай, чтобы оставаться на базе», — ответил я.
http://fakty.ua/253400-posle-amputacii-nogi-tyazhelo-ranennyj-dobrovolec-batalona-shahtersk-uznal-chto-pomocshi-ot-gosudarstva-on-ne-poluchit
Community Info